Мой Путь к Богу рассказ Галины.

Мы с братом в детстве тайком целовали Боженьку. Моя мама была учительницей, тогда же учителям не разрешали говорить, что Бог есть. А у мамы была книга, и она нас на печку посылала, разрешала нам открыть книгу, и мы смотрели — в ней была иконка тоненькая бумажная. Я и сейчас помню, это была Божия Матерь «Умиление» (слёзы наворачиваются…), и я её целовала несколько раз, и мамка говорит: «Всё, всё, слазьте!» И мы слазили. Мы часто туда лазили поцеловать Боженьку – так мы говорили про эту икону. Папа был коммунист, и мама не хотела его нервировать.

Ну, мама осиротела рано, когда ей было 2 годика. Её мама заболела и умерла от чахотки. И наша мама с бабушкой жила. Видимо, это бабушкина была книга. Мама всегда дома пекла булочки на Пасху и пирожки пекла. Кому-то отдавала, кто-то освящал. У нас не было церкви. Мы жили на железнодорожной станции Круты в Черниговской области, папа работал на железной дороге дежурным по станции. А церковь была за 4 километра в  деревне. Мама там когда-то учительницей была в начальной школе. Ей и яйца красили на Пасху, и она вот это яичко очистит, порежет на кусочки и всю недельку нам как птенцам по кусочку освящённому давала. Мама любила детей и людей, она очень добрая была. И я всю жизнь молюсь её молитвой. Она мне дала «Живый в помощи…», на бумаге написала, и, хотя я не понимала в ней ничего, но читала её всегда, это же мамина молитва! А потом уже в церкви узнала, что это псалом 90-й* из Псалтири, а Псалтирь – это часть Библии!

Мы в школу ходили за 5 километров пешком. А там уже за 20 километров от нас Нежин был, город большой, там родился Иоанн Тобольский, он был епископом Черниговским, а потом его назначили в Тобольск. Там Николай Гоголь родился и жил. Меня в Нежине крестили. Мама всё время переживала, что я осталась некрещёная. Как-то брата Валерку покрестили они, а я осталась, я на год младше, и уже я ходила во второй класс, наверно. Она попросила уборщицу школьную, свою подругу, которая часто ездила в Нежин, отвезти меня к родственникам, чтобы они меня покрестили. И я вот это крещение помню. И помню, что часто ездили в гости к бабушке и дедушке, папиным родителям на электричке за 14 км, Хорошее Озеро называлось. Там бабушка никогда не убирала ни икону, ни лампадку, хоть сын был коммунист. У неё Бог был – ВСЁ! И лампадка постоянно горела. Она молилась. Она молитвой нас покрывала, видимо. А мы-то — нет!

Потом мы в Чернигове жили уже, я вышла замуж. Там тогда такие были времена, когда дежурили дружинники и отнимали иконы и говорили: «Молодым нельзя, а старенькие пусть». А потом однажды мы поехали в Брусилов, это тоже Черниговская область. Сосед пригласил, и там в церкви была ночная служба Пасхальная. Жарко, народу много, я ничего не понимала, но мне там нравилось. Это для меня было неосознанное такое движение в сторону церкви. А потом уже мы сюда приехали, в Стрежевой, храма здесь не было. Мы жили в лесу, вагончик наш стоял на базе СУ-17, там жили все работники. И там у меня родился сынок. И почему-то все наши друзья сказали, давайте его покрестим. А где? И полетели мы в Томск, там в каком-то большом соборе на горе и покрестили.

Я скажу, путь к Богу у каждого – через какое-то событие, через что-то или кого-то. У меня заболела щитовидка. Узлы обнаружили, когда уже была беременна сыном. Врачи сказали, что сейчас не надо делать операцию. Но вообще знайте: как родите, сразу делайте.  Прошло время, сыну было уже 9 лет, эти узлы меня душить стали. Я пошла к врачу, а он говорит: «У вас уже третья степень, летите в Томск на обследование». И я иду по городу такая грустная, вот этот храм деревянный уже был, и думаю: «Что это я, ну-ка зайду». Ноги сами пошли! Мысли никакой не было, я была сосредоточена на болезни, на операции. Ребёнок… на кого его оставлять… муж всё время на работе… Захожу, а там соборование. Я ничего не понимаю, мне дают свечку, говорят, вставай, вставай. Я вот тут возле двери встала и стою. И вот батюшка проходит отец Стефан, меня толкают под бока, берут мою свечку. Какой-то вакуум создался, пустота, но руки протягивала. Потом, когда вышла на улицу, потрогала, а у меня ничего не было на шее! Я так встала, заплакала, и как будто мне кто-то в голове сказал: «Видишь, Я могу тебя исцелить, здесь ты должна быть, вот здесь». Я иду и говорю: «Да, Господь показал, что по моим грехам у меня болезнь. А Он показывает, что может меня исцелить». Ну, потом пришла на службу, подхожу к батюшке, говорю, благословите меня на операцию. Благословил, уехала. Сделали операцию, потому что узлы появились опять, что странно. После операции месяц у меня голоса не было, повредили связки.

И потом вернулась сюда и стала потихоньку ходить в церковь. Сына привела, батюшка заметил его, говорит: «Нам пономарей не хватает, можно с вашим мальчиком поговорить?» Ну и так стал он пономарить. И вскоре школа воскресная открылась.

Ну я скажу, как у каждого бывают взлёты и падения, сначала побежали, побежали, а потом какое-то охлаждение. Такое было и у меня. Лежу и говорю: «Воскресная служба, сегодня не пойду, наверно, пойду в следующее воскресенье». А потом было такое – раз, подхватилась и побежала. Прибегаю, а тут из Тобольска приехал владыка Димитрий, приехал хор семинарии, их встречают, ковровые дорожки! Букеты, цветы… И все-все тут, весь приход. Таня тут Бондаренко. Она, конечно, в моей жизни и в моём становлении приняла большое участие. Дай ей Бог здоровья, и духовного, и телесного, она меня как окормляла при крыле при своём! Заметила меня, и всё мне: «Ты читаешь Псалтирь»? «А что это такое»? Она: «Ой, идём». Она к киоску подходит: «Вот». И потом: «Ты читаешь Евангелие?» Я говорю, уже прочитала. Она: «Галь, как ты прочитала его, его всю жизнь читаем!» Вот такой я была! Много таких было детских вопросов. Как-то даже: «Батюшка, благословите». Батюшка говорит: «Господь благословит». А я думаю, не хочет меня батюшка благословлять, говорит, Господь благословит. Думаю, а может, Господь и не благословит!? Ну, такое было! Было много интересного! А потом началась церковная жизнь. Тут грядки были, цветочки сажали, и я так стала бегать почаще – рядом живу. Тут как-то батюшка пригласил нас чай попить в трапезную. И вот пошли, смотрю, вот тут коврик на стене, а на Нём Христос, Нерукотворный Спас изображён. Я смотрю, показалось, что Господь заплакал, что у него слеза пошла. И так встала и крещусь, а меня толкают и говорят: «Вон икона, не тут, что ты молишься». Потом мы вспоминали про это, он был как живой! Такое было впечатление. Видимо, я так хотела к Богу или Бог так хотел, меня тянул за шкварник, за ушки: иди, иди. И столько чудес показывал!

Ирина Михайловна, она в трапезной работала и была регентом хора, как-то так меня приметила, я стала на кухне ей помогать. И вот был праздник какой-то, не помню, я тут помогала, а она же петь побежала в храм. Говорит: «Если время будет, подотри пол на кухне». Ну я стол накрыла. Слышу — уже колокола звонят, служба закончилась. Я быстренько пол подтирать. А тут такой старенький стоял комодик, ящичек был выдвинутый… И я как дала об этот угол глазом, искры посыпались! Глаз опух сразу. Я трогаю – он на месте, слава Богу! Входит отец Стефан, говорит: «Это что у Вас»? Я говорю, мол, вот так и так. «Что, не могли маслицем помазать»? А маслице стоит на тумбочке. Я говорю: «Видела, что на флакончике Иоанн Шанхайский, и как ему молиться?» — «Да вон, возьмите свечку, помажьте крестообразно и скажите: «Святителю Иоанне, моли Бога о мне, грешной». Так сделала. Тут они покушали, я выхожу, а из храма деревянного выходит знакомая и говорит: «Галечка, подожди». По лестнице спускается. «Прости меня, мне ещё месяц назад приснился Иоанн Шанхайский и говорит: «Дай ей вот эту иконочку». И она достает иконочку маленькую и даёт мне. Ну характерно, что когда шла домой, а опухоли уже не было! Так Иоанн Шанхайский вылечил меня за один раз. Случайностей не бывает, это опять было чудо!

Я говорю, Господь мне вот такой не сведущей ни в чём вот такие чудеса показывал! Но потом уже стали плиты класть на новый храм. Надежда Ивановна появилась, которая пела на клиросе. Вот мы сидим на этих плитах, идёт отец Стефан, а Надежда говорит: «Батюшка, так подружилась с Галиной, келью нам сделайте одну на двоих! Будем молиться!». Вроде как в шутку. Он обошёл вокруг, подходит и говорит: «Ну так я вам нашел келью! На рынке «Урожай» киоск мы открыли церковный, вот будете вдвоём там работать. Идёт вам такая келья?»  Я: «Ой нет, я же никогда ничего не продавала». Я ещё не знала ни молитвы, ни книг. Надька: «Галя, получится, батюшка благословил, ты понимаешь?» Так мы стали работать.

А потом мы переехали на рынок в Химчистку. Там уже нас так полюбили эти предприниматели-торговцы, они всегда к нам шли, как ехать им за товаром. У нас там были такие иконы в золотой оправе, Господь и Богородица, дорогие. Они приезжают и говорят: «Ой, ваши иконы помогли! Всё хорошо!» Ну я скажу, что Господь ищет проводников! И через кого-то что-то передаётся. Вот Мария ходила ко мне в киоск, разговаривала. На рынок ходила, в храм – нет. Потом только стала ходить. Вот Надежда другая, она говорит: «Ты меня привела». Я говорю: «Да не я, а Господь». Наташа, которая уехала в Новосибирск, она и дети её стали ходить. Там, на киоске, действительно Святой Дух был! Свободная обстановка такая, где люди хотели получить ответы на свои вопросы. И откуда это? Я же сама этого не знала ничего, лилась речь как ручеёк. Не я, а Господь вёл людей, просто нашёл ту ниточку, проводника, меня, грешную. Да, многие там судьбы свои рассказывали, кто жаловался, кто радовался, кто плакал. Кто говорит, не пойду к батюшке, мол, я ему сказала, что у меня грехов нет, а он говорит, безгрешная, иди, исповедь принимать буду! И начинаешь объяснять человеку, и идёт потом, приходит, плачет, говорит, спасибо тебе. Я говорю, первый грех, что вы батюшку осудили, вот идите и попросите у него прощения. Вот такое было.

Я имела возможность много читать, когда ночами сторожила в БТИ, столько перелопатила церковных книг и книг о церкви! Там получила ответы на многие вопросы свои. Я Бога полюбила всё больше и больше. Я уже не сомневалась, что Он есть, Он и покровительствовал, и помогал. И мама когда у меня умирала, я у батюшки отпросилась, уехала, оделась во все чёрное, а Господь мне дал еще 2 дня с ней побыть, она умирала на моих руках. Это не чудо?

Потом пошли поездки по святым местам. Надя, дай Бог ей здоровья, позвала меня в крестный ход в Дивеево. Это было первое паломничество. И вот мы шли 5 дней от старинного города Павлово в Нижегородской области 150 км до Дивеево. И там тоже чувствовалась помощь Божья. Шли в жару, но как будто над тобой зонтик кто открыл! И когда становились на привал, отдыхали, там всё молебен, всё молитва и молитва. Батюшка всех исповедует нас. «Придём, — говорит, — в Дивеево, причащать буду всех». Мы заходили в храмы, в храмах на полу ночевали, ой, это вообще столько воспоминаний! Это было в начале двухтысячных годов. Тогда про батюшку Серафима больше узнала, такие его высказывания: «Кто приедет ко мне, будут гости мои. А кто ногами ко мне придёт, тот чадо мне будет, дети мои». Однажды ночевали в Тумботино в доме у женщины, она приняла 7 человек. А с Юрги шла икона с нами «Умиление». Она у них запрестольная, и батюшка благословил, чтоб её несла просфорница Алевтина. Икона стоит возле нас, вещи мы свои раскладываем, и так глянули – а на иконе у Божией Матери глаза открыты! А у нее глазки же прикрыты. Я говорю Надежде, и она: «Ой, Галь, правда. Она ещё и улыбается». Мы упали на колени и давай читать «Богородице Дево, радуйся», поперепугивались все, и «Отче Наш» читаем по очереди. Все тут поняли, что к чему, присоединились. А наутро встали – глазки на иконе прикрыты. И мы уже всё время припадали к ней — всё, это уже Матерь Божья наша!

И вот идём мы от них, и Тумботино остаётся вот так через мосточек. И видна церковь, а крест над ней – вот я никогда в жизни больше не видела лучей таких – как он сиял, от него вот такие лучи просто исходили! Такой вот крест нас сопровождал. Эта первая поездка запомнилась на всю жизнь.

А потом я часто бывала в Псково-Печерской Лавре с другими паломницами из Стрежевого. Нас уже узнавал гостинник, монах, который устраивал на ночлеги, и он говорил: «О, Томские приехали». И всегда давал нам задания на послушания. Мы жили дней по 10, я консервировала там огурцы, работала в прачечной, салаты делала в трапезной. И чудо такое было. Однажды мы уже собирались уезжать из Печер, а архимандрит Филарет (он келейником был у о. Иоанна Крестьянкина) — у него мама умерла. А он нас уже знал, мы на исповеди были у него. «Волга» подъезжает, мы идём со службы за вещами, он из машины выскакивает, мне передаёт письма в руки, крестит меня. Я говорю: «Ничего не поняла». А он говорит: «Вы поедете к Александру Свирскому, за маму мою там помолитесь». Я говорю: «Батюшка (да так просто – а он архимандрит!) да батюшка, да мы не успеем»! Он: «Нет, благословляю». Сел в машину и уехал! А я что, глаза вот такие, рот открыт… Лилия Викторовна была со мной. И говорит: «Это должно произойти, он благословил нас». «Как, каким образом? Мы сейчас в Питер уезжаем, у нас там сутки, и мы улетаем в Сибирь»! Приехали в Питер, к родственникам. Зять сидит и говорит: «Это недалеко, на Лодейном поле, повезу вас, 250 км». Утром мне племянница стучит в бока, говорит: «Вставай, Витя пошёл машину заводить. Езжайте, не на службу, а хотя бы водички набрать из источника, да побыть там». Мы приезжаем — и сразу к раке с мощами. Вот ручка лежит, а я смотрю на него, у него веночки как у живого. Руки даже не тёмные. Вообще, вот как моя рука, так и его. А я прикладываюсь к ней и думаю, наверно, рука холодная, а у него температура тела 35,6 что ли! Он почти тёпленький, это чудо вообще! И заходит священник и говорит: «Сейчас будет молебен, кто хочет, оставайтесь». Это же для нас Александр Свирский сослужил! Всё так хорошо сложилось, слава Богу!

Потом ещё были под Великим Новгородом в Варлаамо-Хутынском монастыре, в Верхотурье у мощей Симеона Верхотурского, на Ганиной Яме были. Как говорил потом отец Стефан: «Вот тут, в Стрежевом, в нашем храме вам всё: и Иерусалим, и Печеры, и всё-всё, молиться можно везде, Господь на всяком месте вас слышит». Но для того, чтобы что-то в душе перевернулось, всё-таки такие нужны поездки! По монастырям, по другим святым местам. Ну да, мы, может, отвлекаем насельников монастырей, но мы же им и помогаем. Работаем. Я, когда ездила с сыном, он в просфорной работал, на сенокос его взяли. Помощь была от нас. И мы же не сидели, молиться успевали всегда, но это не благодаря нам, там конечно, столько святынь! Столько мощей, столько всего, там такие службы… Но сейчас лет 5-6 я уже нигде не бывала. Сёстры меня зовут, давай поедем, но пока как-то не получается. Я смотрю на иконочки тех святых, у которых я побывала и помолилась, и мне кажется, они все со мною, у меня такое есть чувство.

Почему-то я всегда молюсь в храме и чувствую своё недостоинство. Смотрю и думаю, ой, люди вон какие, а я-то… Всегда почему-то чувствую, что я грешная, и как меня Господь допускает? Грехи не оставляют, я помню многие, нельзя забыть. Думаю: «Господи, на всё воля Твоя, даёшь ещё пожить, значит, исправиться». А радость у меня, когда кричат: «Христос воскрес»! «Воистину воскрес»! У меня такая радость, я кричу громко!

*90 псалом — один из самых известных в «Псалтири». Главная мысль псалма: если человек надеется на Бога и находится в постоянном с Ним общении, ему нечего бояться. В народном сознании за ним закрепилось представление как о молитве, к которой прибегают в опасной ситуации.

172