Рассказ Лидии (Лилии)

Вот на этом листочке рукой моей мамы написаны молитва Честному Кресту «Да воскреснет Бог» и «Живый в помощи» — 90-й псалом. Листок уже пожелтел. Мне мама давным-давно его дала и сказала: «Пусть он всегда будет с тобой, никогда его не вынимай из сумки». Это когда я уже взрослая была. Но я это даже не читала после того, как она мне дала, я не знала эти молитвы. Просто положила и всегда носила с собой. Это только сейчас я их знаю. И вот он до сих пор у меня в сумке. И молитва «Отче наш», она у меня постоянно. Её я с детства знаю. Как мне к вере было не прийти, если мама у меня была такая? Да и бабушка тоже! Я всегда видела, что бабушка молится, поэтому не задумывалась, есть ли Бог. В школе нам, кстати, никогда не говорили, что Бога нет. Просто не говорили об этом. А на Крещение нас классная руководительница предупреждала, чтобы не ходили за крещенской водой. Но мы всегда ходили на реку с бидончиками, набирали её в крещенской Иордани и несли домой. Я родилась и выросла в Уральске, раньше там казаки жили. А сейчас он на территории Казахстана и называется Орал. Это тот самый Яицкий городок, где Емельян Пугачёв возглавил бунт яицких казаков. После его казни Екатерина Вторая переименовала городок в Уральск, а реку Яик в Урал. У нас очень хорошие церкви строили казаки. Потом деревянные горели, строили каменные. А старый собор стоит и сейчас — собор Архангела Михаила, прекрасный. После восстания пугачёвского на стенах его остались следы от выстрелов. Вот туда мы иногда ходили.

Бабушка моя, Мария, окончила гимназию, работала учительницей в детских домах. Дед мой, Пётр, погиб в Первую мировую войну. И в 30 лет бабушка осталась вдовой с тремя детьми. У меня до сих пор есть икона, перед которой она молилась, Николая Чудотворца. Писана на доске, уже осыпаются краски. И я помню: она молится на коленях вслух, а я стою рядом, мне было лет 8. Эта икона по наследству к моей маме перешла, потом ко мне. Она стоит у меня на столике, её нельзя повесить, такая она ветхая. Мама моя, Валентина, в храм не ходила, а только много работала. Мы жили страшно бедно, как сейчас говорят, за чертой бедности. Отец мой, Виктор, был репрессирован в 39-м году. Работал киномехаником. Кто-то написал на него донос. Тройка его осудила. Маме потом дали справку, что он умер в тюрьме на Дальнем Востоке. Мама рассказывала, что он меня очень любил, это он назвал меня Лилией. Лидия я по крещению. Я была маленькая, он приходил с работы, просил завернуть меня и гулял со мной. Мне полтора года было, когда его увезли. Мама работала секретарем-машинисткой. Денег, конечно, вечно не хватало, мяса мы никогда не видели. В войну все плохо жили. У меня было малокровие, она иногда мне на маленькой сковородке пожарит картошку на масле, а сама ела без масла, на воде.

У меня со школы была подружка Вера, они жили по соседству. У неё мама ходила в церковь, и моя мама передавала с ней записки. Мы с Верой иногда тоже ходили в церковь. Помню, пошли на Пасху в этот старый собор. Там было столько народу, что я не могла даже поднять руку, чтобы перекреститься! Это было после войны, мне лет 14 было. У нас раньше очень много церквей было в городе. Все посносили, остались только этот собор, церковь на кладбище и еще одна, мы звали её «золотая церковь». Из неё сделали музей. У нас в городе и Пушкин был, когда «Капитанскую дочку» писал, и Короленко был, и Чапаев. Чапаева возносили в этом музее. Иногда я сама ходила в храм, без подружек. В воскресенье как-то иду, а там большой притвор. Смотрю – стоит купель, мамочки стоят. И одна женщина мне говорит: «Девочка, покрести моего ребёночка, у меня крёстной нет». Я согласилась. Взяла на руки её грудного ребёнка, ходила вокруг купели. Священник покрестил. Потом пришла домой — ну хоть бы записать имя! И я не помню до сих пор, то ли девочка была, то ли мальчик. Ну, сама была ещё подросток. Вот такая я оказалась крёстная!

После школы выбрала профессию воспитателя детсада, закончила педучилище. Пока училась, вышла замуж. С мужем, Александром, работали в целинном совхозе, в 60 километрах от Уральска. Он преподавал в школе русский и литературу, был завучем. Я работала в детском саду. Мы там долго жили. У нас трое ребятишек родилось: два сына и дочка. Церкви у нас там не было, только мама да бабушка за нас молились. А муж вообще был некрещёный, он покрестился уже, когда мы в Стрежевом жили. А сюда мы как попали? Моя подружка Вера Давыдёнок, с которой я в церковь-то ходила, она уже здесь жила, и приезжала со своей семьёй в отпуск в Уральск, и мы тоже туда приезжали из своего посёлка, встречались, как родные были. Она всё звала нас: «Приезжайте к нам в Стрежевой, приезжайте». А я так хотела тайгу посмотреть! И мы в 77 году сюда поехали с Сашей летом. А у нас же пустыня в Казахстане, там же степи, всё выжженное, там летом уже никаких трав нет, там 30-40 градусов жара всегда, ветра горячие. А сюда приехали – трава по пояс! Это сейчас её скашивают в городе. Я обрадовалась. Ну и пошли работу искать. Мне-то есть работа, а ему нет, может, потому что лето. Договорились, если появится работа для Саши, Вера даст телеграмму. И через два года, в 79-м, она отправила телеграмму: «Срочно приезжайте, открылась третья школа». И сразу вопросы: как среди учебного года, нет жилья, мы куда поедем? А они говорят, ничего приедете, у нас поживёте, а там посмотрим. А у них четверо детей! Они жили в трёхкомнатной квартире, но там же все маленькие комнаты, кухня махонькая. Я говорю: «Ну поехали, будем целыми днями же на работе, будем приходить только ночевать». С собой мы взяли пятилетнюю дочку Людмилу. Старший сын Сергей уже закончил школу, уехал учиться в Новороссийск в высшем морском училище. А Дима, школьник, остался пока с мамой в нашем посёлке. И вот мы приехали. Вот их шесть человек и нас трое, представьте себе! Но мы жили так дружно, никогда не ссорились, не ругались. Меня взяли в небольшой детский сад «Дюймовочка». Он был в этом микрорайоне, где сейчас церковь. Потом «Оленёнок» построили, и я туда перешла и впоследствии была там заведующей. Через год после приезда нам дали квартиру. А потом мы и маму к себе позвали, потому что у нас она осталась одна, бабушка умерла. Муж мой, Александр Степанович Великанов, полгода поработал в 3 школе, а потом его взяли в городской отдел народного образования, ГорОНО. Позже он стал директором вечерней школы. Сначала она была в «деревяшке» в 1 микрорайоне, но там уже всё рушилось, и он выпросил у городской власти недостроенное здание на ул. Буровиков. Его достроили в 95 году, и там была вечерняя школа. Сейчас там мировой суд и кружки дополнительного образования. А как крестился муж-то? Мама никогда нас не заставляла, просто она мне говорит: «Мне так не по себе, что Саша некрещёный». Я тоже ничего ему не говорила. И вот мы были в Уральске в отпуске (у него там мать, отец, все родные), иногда мы заходили в храм просто. И вот пошли в этот старый собор Михаила Архангела, он говорит: «Я хочу креститься». Подходим в церковную лавку, нам говорят, что священник будет завтра, приходите во столько-то часов. Мы приезжаем на следующий день — нам говорят, отменяется, священник куда-то поехал. А это был 90-й год, священников не хватало. Никаких собеседований тогда, как сейчас, не было. И опять: приходите завтра. Он говорит: «Пойдем и на третий раз». Пришли, там с детьми было много людей. Священник благословил. А потом он сказал, что будет сразу же детей причащать и что взрослым надо прийти завтра на службу. Я говорю: «Батюшка, причастите его, потому что мы завтра уже уезжаем, у нас билет». Детей причастил и Сашу причастил. Ему было 52 года. А детей наших мама и бабушка крестили ещё в детстве, там же, в Уральске.

Когда у нас здесь, в Стрежевом, церковь появилась, мама в неё не ходила, потому что у неё уже сильно болели ноги. Но она просила, чтобы я приглашала в дом священника. У нас бывал отец Иннокентий, он её исповедовал и соборовал, не часто, но каждый пост обязательно. Я тогда ещё работала и в церковь так не ходила, как сейчас. И вот в 95 году у нас же сын погиб средний, Дмитрий. У него тогда уже была семья, двое детей. Это было 29 декабря, холод был страшный; он пришёл с работы, жена и дети были у меня, а у него ключа не было от дома. Гараж рядом, и он решил там их подождать. Завёл машину. И, видно, уснул. И задохнулся. И я после этого пришла в церковь, стала искать молитвы, чтобы за него молиться. Каждый вечер дома молилась, плакала, стояла на коленях… Ну вот, а потом стала и на службы ходить, и посты соблюдать, исповедоваться, причащаться. Тогда у нас настоятелем уже был отец Стефан. Мы часто его приглашали к маме, к себе домой. Он её исповедует, причастит, мы трапезу накрывали потом, посидим, поговорим. Мама умерла в 2000-м году, он её отпевал дома.
А потом я уже не работала, сад «Оленёнок» закрыли, и я была дома, а сюда, в церковь, постоянно тянуло. И я попросила у отца Стефана какую-нибудь работу на приходе. Благословил в церковный киоск. Литературу продавала. Иногда по воскресным дням собираюсь на литургию — жили неподалёку — и колокольный звон слышно. Я говорила мужу: «Он нас уже зовёт, я пошла». И как-то муж мне сказал: «Я тоже пойду». И так мы стали вместе ходить в храм на службы.
Муж умер в 64 года, перед этим болел. Мы похоронили его в Новороссийске, так же, как и Диму, и маму, потому что всё время собирались туда переехать жить к нашему старшему сыну. Но так здесь и остались. Я живу с дочерью. И я за всех своих усопших молюсь. И в этих молитвах моя первая книга – Псалтирь. Она у меня давно, обложка бумажная, не как сейчас делают дорогие переплёты, там и утренние молитвы, и вечерние, и Псалтирь вся. И я её временами читала, а потом, представляете, лет, наверно, через 10, я до конца листала, а там такой хороший псалом 118-й, кафизма 17, с молитвой. Через определённый отрезок: «Помилуй раба Твоего, Господи» и имя надо назвать, о ком молишься. А был Рождественский пост, я телевизор не смотрела, работала уже в киоске церковном. И думаю: «Надо молиться, буду молиться 40 дней за Диму, маму и Сашу». И вот я начала молиться. До Рождества нормально было, а после Рождества — то телевизор, то какой-то сериал — где молюсь, где не молюсь. А 40 дней ещё не прошло. И вдруг вижу сон: я сижу на балконе, смотрю телевизор, а возле телевизора стоит Дима. Стоит спиной ко мне и что-то делает. Я говорю: «Дим, подожди, минут через 15 закончится.» Вдруг передо мной, тоже загораживая телевизор, стоит мама моя. А я ей говорю: «Здравствуйте, Вы что, стеклянные? (Я маму всегда называла на Вы) Я же телевизор не вижу.» Открывается дверь из комнаты и появляется на пороге муж мой Саша. Смотрит на меня и улыбается. Все трое. А я же за них за троих молюсь! И сон закончился. Проснулась и поняла всё. Они же мне дали знать: «Дорогая, хватит телевизор смотреть, молись! Нам молитва твоя нужна!» Всё, после этого до конца дочитала. Так получила подтверждение, что наше общение с родными усопшими идёт через молитву.

А потом посчитала: раз 29 декабря Дима умер, значит, нужно начинать читать кафизму с 20 ноября. И я теперь каждый год читаю ровно 40 дней. И даже с собой беру Псалтирь, если уезжаю. Когда была в Новосибирске, в глазной клинике, там читала тоже. И в другие дни памяти своих родных тоже читаю обязательно 17 кафизму. А сны у меня ещё несколько раз вещие бывали. Говорю об этом осторожно, потому что знаю, что православная церковь относится к ним настороженно, не все ведь они бывают от Бога…* (см. сноску в конце текста)
Я же, когда заболела онкологией, сама не знала, что со мной. У меня ничего не болело, а что-то мне плохо, плохо… Это было в 13-м году. И вдруг вижу сон: я как будто появляюсь в Уральске, в своём доме, где жила, открываю калитку, захожу на крылечко. Открываю дверь, и встречают меня мама и бабушка. Мама говорит: «А мы ждём тебя». Проснулась, думаю, что к чему? Не испугалась. Ну, значит, они меня ждут. Ну а потом дочка говорит: «Мама, почему ты не идёшь в больницу, я записала тебя». Я пошла. И в общем, по анализам подтвердилась онкология. Ну, онкология так онкология, что теперь? Я ещё отцу Алексею, когда собиралась ехать на операцию в Томск, говорю: «Ну что, батюшка, ну отпоёте меня потом». Он заулыбался и говорит: «Ой, ещё на Машиной свадьбе погуляете». А Маше, внучке, было лет 11. Перед отъездом он меня соборовал. Я ему очень благодарна за то, что он меня поддерживал всю осень, пока я сдавала анализы, поздравлял с праздниками.
В Томске, пока готовилась несколько дней к операции, всё переживала, что перед таким ответственным моментом не смогу причаститься — в НИИ онкологии не было часовни. И вот дня за два до операции проветривали палату, и меня попросили выйти в коридор, а до этого из-за плохого самочувствия не выходила. В коридоре увидела объявление, что в этом же корпусе в глазном отделении по четвергам бывает священник, и что проводится таинство исповеди и причастия. Как будто сам Господь вывел меня к этому объявлению и исполнил моё чаяние! Медсестра помогла мне, я встретилась со священником и исповедовалась. А наутро вновь пришла, чтобы причаститься. Но был уже другой батюшка, он показался мне знакомым. Пришёл с преждеосвящёнными Дарами, чтобы причастить в палате больную, и меня к нему подвели. Он причастил меня и благословил на операцию. И уже потом, когда он ушёл, я поняла, что это был иеромонах Иннокентий (Иванов), который служил в Стрежевом, я его просто в связи со своими переживаниями не узнала, ведь прошло много лет. Ну вот, на операцию я пошла совершенно спокойно. Господь спас меня пока, я молилась всё время. И дочка тоже. Когда у меня началась операция, она сразу позвонила отцу Стефану, попросила молитв. На операцию меня повезли — я закрыла глаза и читала только «Отче наш» всё время. В операционной даже глаза не открывала, даже не смотрела, что там делают, а всё время — «Отче наш». И так вся операция прошла, и когда я в реанимации уже проснулась, и глаза еще были закрыты, а молитва «Отче наш» всё ещё была у меня. А потом открываю глаза, смотрю — стоит медсестра. Спрашиваю, сколько времени, она говорит: «10 часов вечера». А увезли меня в 8 утра. Операция длилась 4 часа.

Потом, слава Богу, восстановилась после операции. Когда в больнице открыли часовню, отец Стефан благословил меня там потрудиться. Люди ходили туда, знали, что мы там. Приходили больные из стационара, из поликлиники пациенты. Заказывали требы, записки приносили. Там хорошо было, люди спрашивали, какие молитвы читать, книги спрашивали. И там Акафисты проводились святым целителям Косме и Дамиану – часовня же в честь них называлась. И врачи приходили. Много ходили из соседних домов жители. И когда закрыли часовню в первую волну пандемии коронавируса в начале 20-го года, меня люди останавливали, спрашивали, когда откроете часовню. Тогда никто ещё не знал, что всё изменится. И многое останется в прошлом. Но если бы не было КОВИДа, то не закрыли бы, я думаю, часовню.

Я без храма вообще не представляю своей жизни. Стараюсь на литургии быть в праздники, по воскресеньям, а после литургии благодать такая! И чувствую себя хорошо. Иногда по болезни не приезжаю в город (живу в поселке Дорожник). Сама страдаю от того, что не могу прийти на службу. Молюсь дома. Смиряюсь по немощи своей. И спасибо людям добрым, нашим прихожанам, всегда меня привозят обратно домой после службы. А сюда приезжаю на маршрутке или на такси. Утешает меня, что внуки уже все пристроены, нашли свою дорогу, правнуки уже пошли. От троих детей у меня 6 внуков, 8 правнуков. Самой старшей внучке 41 год, а самой старшей правнучке — 18. Все рано вышли замуж и женились. У всех хорошие дружные семьи. И дети наши выросли такие хорошие! А секрет воспитания простой — у нас было правило в семье: если кто-то из родителей принял решение, то другой не противоречит. Если сын спросил отца, можно ли погулять, отец обязательно спросит: «А мама что сказала?» И поэтому они уже понимали, что так надо. Они уже к другому не шли жаловаться или переспрашивать. Если я кого-то наказывала, никто не вмешивался. У всех детей высшее образование, и у внуков. У одной меня среднее специальное! За всё, за всё благодарю Бога!

*С сайта журнала «Фома» Объясняет священник. С одной стороны, из Библии мы узнаём, что Бог действительно может посылать человеку особые пророческие сны. Ряд ярких примеров содержится в Ветхом Завете. Подобные сны описываются и в первых евангельских главах, когда Иосифу Обручнику сначала было дано указание, как поступить с Пресвятой Девой, зачавшей от Духа Святого, а затем во сне же Ангел предостерёг его от мести Ирода и повелел бежать в Египет. С другой стороны, в православной агиографии встречается немало случаев, когда источником сна выступали злые духи, которые таким образом стремились навредить душе спящего. Последнее обстоятельство обусловило настороженное отношение ко снам в церковном Предании. Через сновидения нас достигает «коварство злохитрых наших врагов», писал преподобный Иоанн Лествичник. А многими столетиями до него автор книги Премудрости Иисуса, сына Сирахова замечал: Сновидения ввели многих в заблуждение, и надеявшиеся на них подверглись падению (Сир 34:7). Таким образом, учитывая микроскопическую долю «вещих» снов в общей копилке сновидений, в православной традиции сложился скептический взгляд на ночные видения. Им не принято верить и вообще обращать на них внимание. Доверяя снам, легко впасть в мечтательность и нездоровое фантазирование. Верящий снам находится в крайне опасном состоянии. Для духовного руководства нам даны не сны, а Церковь и Священное Писание.

124