Рассказ Евдокии
Я в деревне жила на Алтае, село наше называлось Первый Излап, был и второй Излап, но сейчас его уже нет, а в нашем селе ещё живут люди. У нас раньше были церкви в селе, а потом, при советской власти, все разрушили. Один храм сгорел полностью, молния в него попала. Правда, он сгорел не храмом, а был уже конфискован, и сделали из него пожарку. И была гроза, молния попала в него, и он вспыхнул весь. Там один пожарный сгорел. Вот это как знак Божий был, все так восприняли. А один храм был — не знаю, как его назвать, — кержачий. Моя свекровь там венчалась. Она кержачка — так у нас называли старообрядцев или староверов — кержаками. У нас в селе их много было. А в основном все верующие были в селе, православные и кержаки — они называли себя крепковеры.
У меня отца не было, была только мама, она одна нас растила. Я старшая, а ещё брат и сестра. Хоть церкви у нас в селе не было, но всех новорождённых крестили. Была одна благочестивая вдова, муж у неё на фронте погиб, она молитвы знала и погружала ребятишек. Я помню, брата моего крестили в речке Неня, ему десятый день только пошёл. Он родился 2 мая, а крестили его12-го. Лёд уже прошёл, мама несёт его, ещё кое-где снег лежит, холодно, она его в стежёное одеялко завернула лоскутное. Она его несёт, и говорит, шутя: «Сейчас мальчишку утоплю». А я иду, на всю деревню ору, плачу: «Не топи мальчишку!» Подошли, и вот я увидела — дед и бабка на картинках – а это оказывается, Иисус и Богородица были на иконах. Я-то не знала! Что, 4 года мне было всего. Это уже постарше я поняла, кто на иконах изображается. Ну и всё, и как его покрестили, я не помню, но крестили его в речке! Наверно, и меня так же крестили.
А мама у нас не молилася. В доме икон не было. Однажды, я уже постарше была, половодье принесло по реке икону Богородицы. И мама её принесла домой. А тогда было, что власти находили иконы у людей, штраф давали, и ещё и посадить могли. Я говорю: «Мама, где ты нашла её?» «Река принесла в половодье». Я говорю: «Так и по речке пусти её, может, добрый человек найдёт и подберёт. Не дай Бог, мы и так живём нищие, ещё придут и заберут тебя, что мы будем делать?»
Первая молитва, которую узнала – «Отче наш». И свекровка моя Фитиния всегда этой молитвой молилась, когда садились за стол. Я прожила с ней почти 20 лет. Она всю жизнь веровала.
Я вышла замуж в 18 лет из нашего села в другой город. Приехали, меня сосватали, я и вышла. Мы не дружили до свадьбы, не знали друг друга, меня по-старинному сосватали. Его звали Анфиноген. Он жил в Кемеровской области, я жила на Алтае, а он приехал в гости к своему дяде, к свекровкиному брату. Ну и сосватали. Он меня наверно, видел до сватовства, село небольшое было. А я не видела его. И всё, и мы прожили с ним 45 лет. Он увёз меня в Горную Шорию, в Таштагол. Там он жил со своими родителями. И там мы с ним стали жить.
Его мать Фитинья всю жизнь веровала, и всю жизнь она молилась. Но уже не было у них храма, и они собиралися — где-то у кержаков было там место — они собиралися, также праздники отмечали, и Крещение, и Рождество, особенно радостно праздновали Пасху. Пока она могла, ходила на эти собрания, а потом уже когда не замогла, она не стала ходить, но она дома молилась всё равно, вот уже парализована была, но всё равно молилась дома.
У кержаков свои обычаи в семье. Они со всеми не кушают, с чужими людьми. У них для гостей другая посуда, они уже свою посуду не дают. Когда я вышла замуж, меня свекровка учила, как у них принято. Она сразу сказала, что в общую кастрюлю своей ложкой не лезьте. Сварила – вот есть черпак, наливайте в свою чашку, ешьте, а мои чашки не троньте уже. А в вопросах веры расхождение было. Да, точно такие же они читают молитвы, как у нас в церкви православной, но крестятся двумя перстами. Она говорила: «Как вы креститеся? Вы Богу фигушку показываете». Я ей говорила, что это не так, показывала, как мы пальцы складываем. Ещё они нас щепёточниками звали за то, что мы три пальца щепёткой складываем.
Я, когда замуж вышла, только школу кончила, 8-летку — по болезни позже всех пошла в первый класс. В 18 лет я работала уже на почте. Приходилось и почтальоном, и оператором, и сопровождающим быть. А когда дети стали рождаться – три сына – стала только почту носить, потому что детей надо в садик водить и забирать потом. А почту мы разносили с 8 утра до 2-3 часов дня, и мне было удобно. По молодости ноги не уставали! А там-то, в Таштаголе, горная местность, улицы то вверх, то вниз. И в основном частный сектор. Идёшь по колено в снегу, и бураны, и заносы. Там меня называли «хозяйкой медной горы». Пенсионеры так звали! «О, наша хозяюшка пришла, пенсию принесла». А так-то люди хорошие мне встречались всегда. Я к ним в дом заходила с пенсией, у некоторых иконы стояли. Но в основном неверующие были. И ещё у нас в Таштаголе много репрессированных немцев было, лютеран. Целые улицы. Вот пенсию носила бабушке одной, у неё муж умер. Принесла пенсию, смотрю, у неё незнакомые сидят бабушки. И она им говорит на немецком языке, что вот это наша, она тоже. Они считали меня немкой. А я говорю: «Нет, я не немка, я русская». Она: «А мы тебя за немку считали. Ты же наша». Они плохо говорят по-русски — что поймёшь, что не поймёшь. А я же немецкий язык изучала в школе, я ещё помнила. Понимала, что они говорят, я им отвечала иногда на их языке. Они всегда обращались со мной хорошо, доброжелательные были, но не все, конечно, как и любая нация.
Там, на большой земле, я отработала 21 год на почте. А приехала сюда, в Стрежевой в 88 году и сразу тоже устроилась на почту, проработала 25 лет на участке в 4 микрорайоне. Здесь уже жила моя сестра, она нас позвала сюда. Ну а мой муж не хотел. Да и у нас квартиры своей долго не было. Ну а потом дали квартиру — я «выбила», считай. Ходила по всем начальствам, президенту писала, и всё же дали нам. Мы там полтора года прожили в той квартире. И вот работы у него не стало, а он на стройке работал. Он пошёл в отпуск, я говорю: «Съезди к Галине, посмотри, как что». Он поехал, ему понравилось, он даже здесь работу нашёл. Приехал и подал объявление на обмен квартиры. Здесь люди жили и решили туда уехать, а мы сюда. Поменяли трёх- на трёх-. И приехали мы сразу в свою квартиру. Как будто так и надо было, так было суждено!
Первый раз я в храм пошла, когда мама моя, Мария, умерла. Мне очень плохо было. И я вижу во сне или наяву – женщина, как вроде Богородица или кто? Я говорю: «Как мне плохо, мама умерла». А Она говорит: «Ты иди в храм сходи». И вот я как раз попала первый раз на прощёное воскресенье в 99-м году. Перед Великим постом. И вот с того дня пошла в храм. Мне уже 49 лет было. Здесь церковь была тогда только одна, деревянная, святителя Николая. Отец Стефан был настоятелем. Потом с 2003 года стал служить здесь ещё отец Анатолий Поляков. Он сейчас в Александровском настоятель. А тогда, когда у меня сын погиб, отец Анатолий мне очень помог. Мне было очень плохо, горько, страшно, я каждый день была в храме, всё время плакала. Встретился мне во дворе храма отец Анатолий. «Что опять плачешь?» Я говорю: «Сына младшего Евгения похоронила». «Что ты делаешь?! Не плачь, молись за него, он же в воде у тебя там лежит. Молись за него, молись!» Вот после его слов я пошла за него молиться, молиться, и мне всё равно легче стало, а то я не могла… Дай Бог, как говорится, здоровья отцу Анатолию. Сын в погребе задохнулся, пошел его сушить. Говорила ему: «Сынулька, не ходи, брат не работает, сходит потом». Он был на свободной вахте, мне говорит: «Уже скоро на вахту, я поеду, а погреб не сушёный». Я как чувствовала, не хотела его отпускать. Поехал. Уже 16-й год, как его не стало. Ему был 31 год. Он 26-го августа погиб, «Семистрельная» Богородица была, её был день. Когда у меня сын погиб, из храма ко мне пришла одна Татьяна Перова и Мария, бабушка старенькая. Вот она читала Псалтирь по усопшему. У меня же сын в морге долго лежал. Потому что ждали на похороны отца. А он перед этим уехал к своей сестре и гостил у неё. С ним там тоже несчастье произошло. Беда одна не приходит. Он пошёл в магазин, упал, без сознания на скорой в больницу увезли, и оттуда он приехал больной весь, даже ладом с сыном не попрощался. Он ночь переночевал дома, а наутро похороны, а ему снова плохо, срочно на операцию положили. И потом было ещё несколько операций. Онкологию нашли. Так после похорон сына за мужем больным ухаживала ещё 3 года. И тоже похоронила. Не знаю, как без молитвы бы всё вынесла… В церковь всё время ходила. Ну и старшие сыновья, Игорь и Олег помогали. За сына, за мужа, за маму молюсь — об их упокоении, ушли ведь без покаяния. За здоровье сыновей, за всех родных своих молюсь.
А когда сын умер, надо было попросить ещё кого-то о нём помолиться, но я не хотела никого напрягать. Потому что это очень тяжело — за других молиться. Меня как-то попросили почитать молитвы по соглашению – у одной прихожанки внучка рожала первого ребёнка и долго не могла разродиться. Там специальные молитвы есть в молитвослове о помощи в родах. И надо было читать их в определённое время, чтобы все вместе просили Господа. Ну это очень тяжело мне показалось, я как раз на даче жила, там много работы было. Но слава Богу, помощь была, роды потом прошли благополучно.
Как-то я раньше старалась в храм на каждую службу прийти, не пропускала. Ни утром, ни вечером, потому что мы с 12 часов работали, я утром успевала, а вечером, бывало, что не так много почты было. Я, когда пришла в храм, ничего не знала, как тёмный лес. У нас в киоске работала Августа Степановна. Сейчас её уже нет в живых, Царство ей Небесное. Она мне всё подсказывала. Что нужно делать, что почитать, какой молитвослов, какую книгу. Мне было любопытно, смотрела на все иконы, названия не знала, а потом немного-немного уже всё стала узнавать, и литургию стала понимать. На подсвечник меня Лариса Александровна, староста, поставила. Я на подсвечниках стояла, наверно, лет 15. В старом храме сначала, потом и в новом. Один раз подсвечник раскрутился, я не знаю, что делать, он гремит, когда свечки ставят. Батюшка Стефан говорит: «Сделай подсвечник». Я спросила, а как делать-то? Он: «Ключ возьми, да сделай». Сделала!
Потом уже с работой не стала успевать стоять на подсвечниках, уже другие стали. Я читала некоторые книги о святых, о нашей вере. А сейчас вот уже плохо вижу, больше смотрю православные программы по телевидению. Слушаю проповеди патриарха Кирилла. Уже давно. Ещё когда он был митрополитом Калининградским, очень нравилось его «Слово пастыря» по телевидению. Он так хорошо проповедовал, от души. И душой это принимаешь. Слушала все его беседы. Это тоже мне помогало многое понять. Я, когда тот раз выбирали патриарха, очень хотела, чтобы Кирилла выбрали. Хотела всей душой, чтобы он был. Так и получилось. Я и сейчас смотрю «Слово пастыря» по субботам. Потом стала смотреть телеканал «Спас». Сейчас иногда выступает и наш митрополит Ростислав по Томскому телевидению, тоже иногда слушаю.
Я не представляю уже, как я бы жила без Бога, всегда Он у меня на устах, всегда поминаешь и помнишь. Утром просыпаюсь, молюсь, и вечером перед сном тоже. Что-то делаю днём — Господи, благослови. Что-то сделала — слава Богу!
106